Янтарная запонка, или поющий камень... (рассказ)

1

За пеленой воздуха, прорезанного лучами софитов, не видно зала… Но если предаться не зрительной, а душевной памяти, то можно, точно на ощупь, найти в зале тех, кому доверяешь и кого знаешь. В столбах света то и дело пролетают пылинки, и загораются, точно звезды. Зрители притихли, и лишь редкий шум нарушает эту пронзительную тишину.

Закрыв глаза, артист вбирал в себя внутреннюю силу, мощность которой нельзя выразить ни в каких единицах, известных ученым. Преломляемая рампой, как лупой, она била прямиком в его сердце, выжигая там образы и события на века. Голова чуть гудела оттого, что голос звучал в полную силу, сливаясь воедино со звуками рояля. Хотелось дышать полной грудью, но между длинными фразами с руладами и тремоло не было времени на глубокий вдох, а потому приходилось дышать порывисто и быстро. Голос свыше успокоительно, спокойно подсказывал, что нужно делать, а потому в глазах было счастье, смешанное с неземной болью. Это чувство причастности к чему-то великому, горнему, если хотите, возвышенному и радовало, и пугало. Ощущение присутствия Бога рядом поддерживало и будто давало силы распахнуть руки шире. Фраза за фразой, нота за нотой; произведение, исполняемое в эти минуты, неотвратимо приближалось к финальному аккорду, а оттого было немного обидно… Аплодисменты сорвали с души божественный налет и вернули способность ориентироваться в реальности. Бог отступил на несколько шагов, давая своему созданию почувствовать себя человеком, нужным и желанным. Поклон за поклоном под гром оваций, которые в ушах звучали томительным гулом, он постепенно оживал для мира, но терял тонкую связь, протянувшуюся вертикально от свода неба над потолком концертного зала до него, до его сердца, бьющегося, точно погибающая птица. Было досадно за эту потерю и радостно за свой триумф.

Цветы уже не умещались в руках, а слезы в глазах… Но нужно было стряхнуть с себя тщеславие и гордость и вновь стать пророком прекрасного в заплутавшем в космическом пространстве земном мире. Усилием воли артист заставил себя обернуться и кивнуть пианисту. Новые хрустальные звуки разнеслись в воздухе, освобождая его от всего лишнего. Почему-то вспомнилось, что колокольный звон очищает воздух от дьявольских сил… Не может ли звук рояля очистить зал от бушующих в нем страстей, не видимых обычным глазом? Господи, пусть слияние голоса и музыки хоть немного очистит мир от злобы! Иначе для чего стоять на душной сцене, ведя монолог о жизни, о любви, о вере?..

Бог снова был рядом, глаза безошибочно находили дорогие лица в зале, а голос струился чистым лунным лучом, пронзая тьму. Руки казались крыльями и вторили голосу и мелодии. Их мягкие движения ненавязчиво сопровождали артиста весь вечер. Тонкие запястья и будто выточенные из слоновой кости пальцы позволяли изобразить все! Были здесь и волны, и деревья, и объятья, и лепестки роз…

Вдруг что-то свыше кольнуло в душу воспоминанием о давно забытом человеке. Перед глазами промелькнула тень, так долго прятавшаяся в никогда не изменявшем сознании. Артист направил взгляд туда, где почудилось знакомое лицо, но понял, что ошибся... Сотни глаз смотрели на него из-под палящего пространства света, приглушенные, но от этого не менее пронзительные. А воспоминание все кружило, поднимая в горле ком. И это воспоминание не удавалось поймать мягкими движениями рук и ухватить глазами, наполнявшимися постепенно слезами. И вот, наконец, образ возник прямо перед певцом, точно живое напоминание о потере. Он поднимал руки и звал вспомнить, прожить снова и перестрадать. Его прозрачная рука была протянута, точно для милостыни. Стало страшно и тоскливо, а рука артиста сама собой, повинуясь Богу, резко оттолкнула смущавшую фигуру. В ту же секунду призрак пропал, но маленькая янтарная запонка отскочила от манжета и, стукнув о деревянный пол подмостков, прыгнула в зал. ­­

Звук в ушах на секунду прервался, но, вернувшись, оглушил аккордом, предваряющим вступление голоса. Нужно было собраться и допеть, хотя силы были приближены к той критической отметке, которая зовется «сил нет». Допел! И снова овации обрушились камнепадом, сквозь грохот которого были слышны крики. Не то о помощи, не то о радости… Все они звучали на разной высоте и с разных сторон. Было видно, как многие в зале вскочили со своих мест и продолжали аплодировать стоя. По проходам вновь потекли букеты…

Манжета была расстегнута, и непривычное ощущение свободы запястья не давало покоя. Было уже не до цветов и не до триумфа. Почему-то ум терзала одна мысль: найти запонку. Не то чтобы она была особенно ценная или очень было жаль денег, но чувство, что равновесие покачнулось, оказалось стойким.

Он все ждал, что с первого ряда встанет одна из его преданных зрительниц и положит на его узкую ладонь блестящую янтарную вещицу, заглянув ему в глаза с восторгом и обожанием. И это было не чувство эгоизма! Артист знал, каким авторитетом является для своей публики, а потому свято верил в их честность. Он заглядывал в глаза каждому, подходящему в эти минуты с цветами и подарками, и все ждал этого человека с янтарной запонкой! Человек не являлся… Артист на минуту ушел за кулисы, снял вторую запонку и положил ее на край стола. Теперь обе кисти рук были одинаково легкими. В расстегнутых манжетах было что-то новое, хулиганское, но не переходящее грань между вызовом и пошлостью. В программе оставалось еще несколько произведений. Он пел и сердился сам на себя. Из головы не выходила проклятая запонка, и мысли никак не собирались воедино, чтобы вознести молитву и проповедовать своим искусством Любовь. Он машинально допевал и машинально жестикулировал. Зал начал неприятно шуметь. Артист на сцене, точно губка, вбирал в себя недоумение публики и не умел объяснить причины, по которой его вдруг мощной рукой судьбы выбило из привычной, счастливой колеи. Он всем видом показывал, что ничего не изменилось, и что он по-прежнему искренен и жив в своем делании, но подменить Божью искру не получалось… Что-то в этот вечер погасло… Бог отвернулся, голос уже не так идеально сливался с роялем. Он даже скорее уступал роялю в мастерстве и силе.

– Проклятая запонка! – думал артист, кланяясь и улыбаясь залу. - Кто бы мог подумать, что такая мелочь может так вывести из равновесия! – он снова заглянул в глаза подошедшей зрительнице с цветами. – Нет! Снова не она!

После каждого исполняемого произведения он все чаще испытывал потребность вдохнуть полной грудью и, казалось, приходил в то самое удивительное состояние голосоведения, когда казалось, что его устами говорит Бог, но в какой-то момент облегченные запястья напоминали о потере, и связь со звоном рвалась. Артист молил об одном: достойно завершить вечер и не разочаровать свою публику окончательно…

И вот концерт был окончен. Последние аплодисменты растаяли в глубине зала, когда он уже спускался по короткой лестнице в гримерную, сопровождаемый небольшой группой своих коллег. Они помогали донести несколько охапок цветов. У самой двери он вспомнил об оставленной на краю стола одинокой запонке и, опустив цветы на диван в гримерной, вернулся к карману сцены. Запонка блеснула золотым огоньком янтаря. Он положил ее в карман и вернулся назад.

Выложенные стопкой письма от поклонников лежали на столе перед зеркалом. Он развернул одно и ненадолго погрузился в чтение. Почерк, один из сотен чернильных волн, расплескавшихся на белом листе бумаги, сложенной в аккуратную записку и вложенной в букет или отданной прямо в руки. Он не помнил человека, чьи инициалы были написаны в самом конце письма, но содержание было знакомо. Практически все говорили об одном и том же: восхищение талантом, пожелания, благодарности… Он все это читал много раз в чуть разнящихся волнах почерков…

Во втором письме был длинный рассказ о судьбе человека, чья жизнь возродилась благодаря голосу, который он однажды услышал. Артист присел на край стола и в рамке из зеркала снова зачитался историей. Такие письма приходили реже, но их ценность нельзя было сравнить с письмами-восторгами. Здесь говорила душа… А потому они были интересны и откладывались в отдельную стопку.

Читать все записки было невозможно, а потому он убрал их в сумку и стал собираться домой. Вдруг его внимание привлек клочок бумаги, который торчал из перебранных добрыми руками верных помощников и коллег цветов. Видимо, его пропустили, не заметили, и теперь он лежал, засунутый между лепестками одной из алых роз. Он вытянул пальцами записку и прочел:

«Ваша запонка станет для меня талисманом! Она буквально прыгнула мне на колени со сцены! Это чудо! Простите…»

Он перечитал записку еще и еще… Пытался припомнить, чье именно лицо сопровождало букет алых роз, но не мог! Раздражала анонимность письма при знакомых изгибах почерка в буквах «д» и «б», и еще раздражала наглость… Унести чужую вещь без спроса…

Он стал собираться домой… Из кармана выпала запонка. И снова напомнила о неприятном случае этого вечера.

– Конфуз… – подумал артист и с досады кинул ненужную вещь в сумку.

2

Она летела из зала и сжимала в кулаке кусочек янтаря в серебре. Почему она не отдала ему эту крохотную блестящую вещицу? Зачем она так крепко сжимает ее в кулаке, что застежка впивается в ладонь? Почему не подписалась в записке? Она не могла этого объяснить, но все, что она сделала, казалось ей единственно верным.

– Он купит себе новые! – думала она, – А мне эта запонка принесет удачу! Это будет память! И потом, я так часто хожу на его концерты, что у меня должно быть хоть что-то от него в благодарность за мою преданность! Он должен был видеть, что запонка упала именно к моим ногам! Это знак! Ведь он знает меня и помнит… – и с этой твердой мыслью она стремительно шла по улице домой.

3

Утром артист вновь достал письма и стал перечитывать их, пропуская многочисленные восторги и выхватывая самую суть. Несколько имен он узнал и порадовался добрым отзывам. Попалось одно обличающее письмо… Ну что ж! Без них нельзя. Он прочел его с вниманием, пытаясь за кричащей бранью и жестокими обвинениями разглядеть причину злобы… Не сумел, потому что причины, кроме зависти, не было и отложил письмо отдельно. Времени было достаточно, чтобы успеть порадоваться за свой успех и осадить подкрадывающееся тщеславие. Вечная борьба с этим чувством утомляла, но когда артист выходил из битвы победителем, душа его спокойно могла молиться и жить. В такие минуты он был счастлив.

Он еще раз заглянул в сумку, чтобы проверить, не забыл ли там какую-то из записок. На дне сверкнул янтарь.

– Снова эта запонка! Куда бы ее спрятать?! – уже без раздражения, но с усталостью подумал он.

Из кучи записок он вынул ту, в которой говорилось о запонке, и приложил ее к дорогой вещице, ставшей вдруг такой ненужной и неприятной. Поискал в комнате глазами, куда бы убрать «с глаз долой и из сердца вон» все это, и нашел на полке подаренную кем-то из поклонников шкатулку. В нее и были опущены записка и запонка.

4

Днем пришел пианист, и нужно было репетировать новую программу. В разговоре вдруг припомнились вчерашние события.

– И что тебя так расстроила эта отлетевшая запонка? – спросил пианист, не вставая из-за фортепиано.

– Понимаешь, она меня выбила из колеи! – попытался объяснить артист, – Вот такое ощущение было, будто опозорился на всю оставшуюся жизнь!

– Зрители были в восторге, по-моему! – попытался отшутиться и успокоить коллегу музыкант. – Выбрось из головы! А еще лучше и не только из головы! Подари кому-нибудь … Может быть, кто-то коллекционирует?

Артист не ответил и принялся перебирать старинные ноты, лежавшие на круглом столике по центру комнаты. Мимоходом он покосился на шкатулку, в которую убрал злополучную вещь. Шкатулка тоже была из янтаря. Неприятное совпадение!

5

Она дозванивалась подруге с утра и теперь рассказывала, сбиваясь:

– Представь! Я сижу на первом ряду с огромным букетом роз, и вдруг у него с рубашки срывается запонка и падает к моим ногам! Я подумала, что это знак! Это как благодарность за мою любовь! За мою преданность! Я ему даже записку написала и вставила между лепестками роз… Написала, что благодарю за подарок… Ну, или что-то вроде этого! Я не помню! Но подписываться не стала… Он ведь меня знает! Приходи вечером, я тебе покажу!

На том конце провода слышались возгласы восторгов и поздравлений… Неизвестно с чем… Но девушка была рада, что подруга разделила ее счастье. А вечером обе склонились над столом и разглядывали янтарный камушек, будто из него должна была через несколько минут проклюнуться бабочка. Подруга говорила тихо:

– Ты знаешь, что значит янтарь? На Руси ведь его звали алатырью… Это камень, способный петь, но слышать его может лишь тот, кто обладает чистой душой! А у китайцев это символ храбрости и что-то связанное с тигром, я забыла…

– Мне нет дела до легенд! – отмахнулась счастливая девушка. – Это его подарок мне! И я безумно счастлива!

– Но ты только подумай! Камень, способный петь! Ты сможешь слушать его!

– Зачем мне его слушать! А лучше на концерт пойду! Вот где голос! – снова не поняла поклонница.

Ее подруга вскоре засобиралась домой. И как ни не хотелось отпускать человека, которому можно в сотый раз рассказать историю, будто припоминая какие-то детали тайного общения с артистом, но удержать подругу не смогла.

Выйдя на улицу, та с грустью припомнила, как видела со стороны все, о чем так запальчиво только что говорила девушка.

– Я бы вернула ему эту запонку… – с грустью подумала подруга, – Ведь видно же было, как он расстроился... Алатырь… Янтарь в серебре… Поющий камень! Какая жестокость - забрать себе то, что не принадлежит тебе! Ведь это бесчеловечно: так любить, что присвоить вещь, оставив ее пару без смысла! Нет! Так любить - значит болеть! Болеть эгоизмом!

6

Артист снова репетировал с пианистом… Он стоял у окна и смотрел на проплывающие в потоке дождевой воды машины. Ливень шел уже второй час, стемнело, и выгонять коллегу в такую погоду на улицу было не по-товарищески. Пианист наигрывал прекрасные мелодии, отдаваясь целиком музыке, уходя в нее с головой.

– Ты знаешь, эта запонка мне как собаке пятая нога! – вдруг сказал артист.

Пианист оторвал пальцы от клавиш и посмотрел удивленно на фигуру, прилипшую к мокрому стеклу окна.

– Да забудь ты про эту запонку! Господи! Как будто нет на Земле больше проблем! Взять хотя бы этот жуткий ливень…

7

И снова свет софитов, духота и вдохновение! Снова в глазах искра, а сердце открыто для каждого в зале! И рубашка… Без запонок… Застегнутая на манжетах маленькими прозрачными пуговичками, удобно и привычно стягивающая запястья. И все спокойно, тихо и просто замечательно!!!

24.08.16.

ММ