Сказка о Путешественнике от Олега Погудина, или пензенские хроники...

Морось закончилась в тот момент, когда перед нами открылась прямая Московской улицы... Ряды фонарей вдоль идеально гладкой поверхности мостовой. Из-за туч выглянуло позднее, едва греющее солнце, и на душе сразу же стало светло...

Что-то, похожее на маленького теплого котенка, зашевелилось под пальто... Ах, да! Это проснулась та самая нежная и хрупкая часть души, где живет ожидание счастья. И вот это ожидание потихоньку протирало сонные глазки, причесывало мягкую пушистую шерстку и встряхивалось, пытаясь окончательно избавиться от оцепенения. Я люблю это ощущение... Оно как будто готовит меня к событию, помогая сердцу лучше принять все, что будет происходить в этот день и не упустить ни одной детали...

Пенза оказалась на редкость приятным городом, где две главных улицы названы в честь двух Столиц нашей Родины: Московская (пешеходная) и Кировская (очень напоминающая Невский проспект Петербурга в миниатюре). Неширокая река Сура дарила городу влажный, холодный ветер, отчего иногда перехватывало порывистое дыхание.

До концерта я побродила по центральной части города, растянувшейся вдоль двух главных улиц и реки. Достопримечательности меня удивили своей оригинальностью... Так я встретила по дороге с вокзала Светофорное дерево. Оно напомнило мне состояние души после какого-нибудь яркого события, когда столько разных чувств перемешивается и соседствует в одном сознании, как будто разом зажглось множество светофоров... Часы с кукушкой, Копилка, памятник Ювелиру, Ангел Мира... В каждом из них своя изюминка, с каждым связана своя история. Я разглядывала эти нетривиальные достопримечательности и радовалась за то, что в таком отдаленном от Москвы городе есть столько запоминающегося...

Стемнело очень быстро... К Драматическому театру, где проходил концерт Олега Погудина, мы снова шли по Московской улице, освещенной шарами фонарей и витринами магазинов и кафе. Чем-то этот путь напомнил мне Старый Арбат... Даже в голове зазвучали строки Окуджавы: "Ах, Арбат мой, Арбат...". Я напевала их, чувствуя, как предощущение во мне довольно потягивается и мурлычет, все более и более заполняя собой мою душу.

В свете вечера я шагала с букетом роз, завернутым заботливыми руками флористки в газету. Когда я выбирала цветы, она указала на в меру крупные (я не люблю громоздкие цветы в силу собственной негромоздкости) бутоны алых и белых роз. "Возьмите их!" - сказала она, - "Не прогадаете! Будет большой, легкий и пышный букет! Сегодня много людей просили розы, но брали в основном вот те..." - она указала на огромные, с кулак размером бутоны на толстых ножках. - "А Вам подойдут эти, поменьше...". Я немного подумала и ответила: "Главное, чтобы они подошли тому, кому я их хочу подарить... И я думаю, так и случится...". Мы выбрали самые крепкие и изящные бутоны, и спустя пять минут я уже несла укутанные в бумажные листы розы, как спеленутого ребенка... Было в этом что-то сказочное... Что-то нереальное, словно в воспоминании. Или, быть может, некоторая усталость, накопившаяся за осень, превратилась в дымку таинственности, граничащую с миром иллюзий.

Почему-то сам Театр был слабо освещен с улицы, зато внутри было так много света, что, влетев с порывом сквозняка в парадную, я невольно зажмурилась. Строгие лица капельдинеров немного смутили мое восторженное чувство, но как только свет в зале померк, я вся обратилась в зрение и слух.

Музыканты заняли свои привычные места, и зазвучала знакомая мелодия "В синем и далеком океане". Знакомая - да! Но в исполнении пианистов! А здесь она вдруг раскрылась, как старинная шкатулка, в которой хранится много-много памятных мелочей. От ракушки с солнечного июльского пляжа до духов "Nuit de Noel"... Олег спел эту историю, как будто с головой окунулся в воспоминания и вынырнул из них в туман дорожного утра - неотъемлемую часть гастрольной жизни. И дальше, как виды из окна поезда, поплыли романсы и песни. Показалось, что за окном стемнело, и в этих дорожных сумерках "Ночные цветы" прозвучали, как будто вдали зажглись огни маленького города - места небольшого отдыха в поездке. Как будто, подъезжая к этим желанным огням, герой вспоминал о том, что "Только раз бывают в жизни встречи". Наверняка он очень ждал этой встречи! Было заметно, как в его душе поднялось какое-то неведомое чувство, переросшее в романс "Время изменится". Вот и перрон! Вот и желанное облегчение, твердая земля под ногами и радость отдыха: "Эх, друг-гитара! Что звенишь несмело?". Дальше как будто опустилась пелена... Сон ли это? Забытье ли? Буря ли, скрывшая ненадолго маленькое и уютное пристанище героя?

Следующая картина: "Осень, прозрачное утро, небо как будто в тумане...". С новыми силами наш путешественник вскакивает на подножку грохочущего состава и вновь оказывается наедине со своими мыслями... Здесь и "Спи, мое бедное сердце", и "Последнее танго"... Как много в голове мыслей! Как тяжело отличить среди стука колес быль от небыли! Как больно вспоминать! Но невозможно не вспоминать!

Так закончилось первое отделение, оставив зрителей в ожидании развязки истории.

Весь антракт я гадала, куда же мчится наш гастролер? Что влечет его там, впереди, за горизонтом, куда он не раз устремлял свой взгляд? Очень волнительно и очень тревожно было ждать новой встречи!

И вот снова картина!

Герой разговаривает с кем-то в полутьме своего купе... "И всегда ты отвечаешь одно и то же: "Может быть, может быть, может быть!""... Кажется, что он разговаривает сам с собой, но на самом деле - это диалог с кем-то очень далеким и очень близким - ведь дальше звучит "История любви", из которой становится понятно, почему взор героя так печален, почему глаза его полны слезного блеска... Да! Без любви в жизни темно! Наш герой знает об этом не по наслышке!

Вдруг его бледное лицо озаряет светлая улыбка надежды. Герой как бы говорит о том, что обязательно присядет когда-нибудь рядом со своей возлюбленной и объяснит ей, что "Es muss was Wunderbares sein, von mir geliebt zu werden..." ("Это должно быть так чудесно, быть любимой мной"). И еще один весомый аргумент в пользу отвергнутого влюбленного: всем правит случай, но что такое молодость ("What is a youth?")? Молодость - это безудержное пламя, лед и желание... Мы снова оставляем героя ненадолго среди его раздумий. Его совсем укачало, отчего он сравнивает свою жизнь с "Каруселью". Почти уже погрузившись в сон, прислонившись головой к окну, он вдруг очнулся и напряженно смотрит на шоссе, протянувшееся вдоль железной дороги. По нему мчится мотоциклист. Каким-то шестым чувством путешественник угадал, что сейчас произойдет что-то страшное, что-то непоправимое. И вот уже он мчится из вагона в вагон, ощущая, как поезд резко тормозит! Слишком поздно... Не изменить того, что начертано Божьим перстом на карте судьбы... Это осознание как будто подстегнуло нерешительность путешественника...

Картина снова меняется! Вот сад, окруженный высокими мальвами, розами и горошком. Наш герой спешит, скрипнув калиткой, под окно той, о которой столько часов думал в дороге, встречи с которой так боялся и жаждал одновременно. И вот он твердо, но тихо стучит в маленькое окошко и тихо, шутливо говорит улыбнувшейся в открывшуюся раму девушке: "О бедном гусаре замолвите слово...". Конечно же она замолвит слово, пустит на порог и обязательно полюбит!

Последняя картина - семейный портрет. Здесь на пожелтевшей фотографии счастливая большая семья, глава которой - наш герой, рядом с памятником великому поэту в городском парке! Снизу на фото - подпись: "На фоне Пушкина снимается семейство..."

Два постскриптума все же дополняют счастливую историю...

Первая картина яркого праздника в цыганском таборе, когда герой ощущает и говорит окружившим его хозяевам кибиток: "Камнем грусть висит на мне, в омут меня тянет...", и они все вместе помогают ему сбросить тяжкий груз мыслей и страхов.

И второй постскриптум... Это взгляд последних дней нашего путешественника... Это своеобразная молитва и тоска о потерянном счастье, это просьба к чему-то высшему прекратить страдания и вернуть "Мелодию любви"... Олег резко захлопнул толстую книгу с печальной, но красивой сказкой, провел по переплету изящной рукой, поклонился всем, кто внимал его рассказу с живым вниманием и скрылся в кулисе вслед за музыкантами... Туман рассеялся, я медленно возвращалась в реальность, осознавая, что вокруг меня люди, город и ночь... Пензенская осенняя ночь... Когда мы выходили с концерта, то невольно спрашивали друг друга: "Где мы сейчас? Что за город-то вокруг?".

Мое предощущение свернулось клубочком, и, тихо посапывая, улыбалось во сне. Спи, спи, мое бедное сердце... Сколько еще раз тебе нужно будет очнуться, чтобы помочь мне выживать среди серых будней! Спи!...

ММ 19.11.17.