top of page

«Дорогой длинною», или Голос Эпохи

Пролог


Стояла поздняя осень, за окном падал первый снег… Я сидела в гостях у подруги и под гитару пела один из своих любимых романсов Олега Евгеньевича «Из петербургской гавани…». Образы рождали зримые картины любимого города, и мы обе наслаждались не столько пением и слушанием, сколько созданной нами атмосферой серебряного века. Мы обе влюблены в Петербург и обе тоскуем по нему, как по близкому, любимому человеку, когда долгое время не имеем возможности поехать туда…

-Почему Олег Евгеньевич-то не поет его? – спросила подруга, когда я закончила петь и просто перебирала по струнам аккорды.

-Не знаю… Вернее… Я думаю, он просто не считает себя хорошим поэтом, поэтому не придает значения этому полотну… - я отложила гитару.

-Зря, - пожала подруга плечами. – Ведь это же очень хороший романс… Декадентский… И про Питер, опять же…

-Зря! – согласилась я. – Хоть на Новый год попросить у Деда Мороза, чтоб Олег его когда-нибудь исполнил…

-Вот у Деда Мороза разве что…

Мы посмеялись и перешли на тему новогоднего настроения и надежд… Именно в тот день в душе зародилось ожидание чуда…



Действие 1


-Не ставьте цветы на ленту! Пронесите их на руках! Что же вы! Сломаются ведь! – парень в форме на входе в Кремлевский дворец сдержанно, но приветливо улыбается нам, делая жест, разрешающий пройти. – Всего вам доброго! – он на работе, но все же не может скрыть радостного ожидания скорого праздника.

-И вам! Спасибо! – я чувствую, что начинается чудо.

В воздухе проносится тонкий звук, точно где-то разбился хрустальный колокольчик. На часах без пятнадцати семь вечера – самое время для сказки…

Освободившись от пальто и шапки, я разворачиваю изящную, черную с золотом программу концерта… Глаза пробегают по строчкам прекрасных произведений, каждое из которых отзывается радостью в сердце. И вдруг мой взгляд задерживается на одной: «Из петербургской гавани… О. Погудин». Я перечитываю, не веря глазам. В этот же момент в голове пленка стремительно отматывается назад, и я слышу: «…хоть на Новый год попросить у Деда Мороза, чтоб Олег его когда-нибудь исполнил…». Совпадение? Предощущение? Или все же гений Артиста? Скорее всего, все разом!

Подруга садится рядом со мной, и я, не дожидаясь того, как мы поздороваемся, указываю на заветную строку:

-Сказка начинается… Кажется, будет чудо! – вполголоса говорю ей.

Она смотрит на меня несколько настороженно, очевидно, оценивая, не спрыгну ли я с ума за этот вечер от счастья.



Действие 2


Гаснет свет, и наступает такая тишина, что страшно вздохнуть, чтобы это не услышали соседи. На сцене все в синих тонах – это, на мой взгляд, самый сказочный и самый новогодний цвет. Под аплодисменты, которые тонут в плюшевых полах Дворца, но отлично слышны на сцене, выходят музыканты.

Первые звуки, и из правой кулисы легко появляется фигура в белой рубашке. Полупрозрачная ткань занавеса от стремительного движения медленно провожает Олега, покачиваясь в воздухе. Препоясанный кушаком из черной ткани, Артист кажется героем поэзии начала 20-ого века. Его голос прорезает шеститысячный зал с первой ноты: «Je crois entendre encore caché sous les palmiers…». Я знаю Романс Надира в русском переводе, благодаря блистательному исполнению С. Лемешева, а потому невольно накладываю на безупречный французский Олега безупречный русский Серея Яковлевича… Этот мысленный дуэт нокаутирует… И последние слова: «Восторги без конца…» или «Charmant souvenir…» как нельзя точнее отражают мое состояние…

Не успеваю повернуть счастливое лицо к подруге, чтобы посмотреть, какое впечатление произвел на нее Романс, а на сцене уже снова звучит музыка… «Рио-рита» в исполнении музыкантов Театра Олега Погудина протянула тонкую ниточку от Романса на оперной сцене к Романсу на сцене салонной, эмигрантской, революционной… Точно вьюгой, замело старый счастливый мир с его бесконечными восторгами, счастливыми мечтами и грезами.

И вот перед нами выживший в буре на сломе эпохи, израненный, но не побежденный, практически заново рожденный человек… Певец! Трагический тенор эпохи! С первой минуты, как начинает говорить этот человек, становится ясно, что ему пришлось пройти очень много испытаний, изменивших его душу… «В синем и далеком океане…» - начинает он будто бы отвлеченный рассказ о мистическом корабле-призраке, о погибшем капитане и его проклятой команде. Эта страшная сказка нужна лишь для того, чтобы отсрочить рассказ о самом себе, о тех событиях, которые произошли с героем…

И вот, чуть придя в себя, наш трагический тенор начинает длинное повествование о своем пути… «Вы стояли в театре, в углу, за кулисами…» - он обращает взгляд в то время, где было еще спокойно и привычно, несмотря на сплетни за спиной, пересуды и зависть… Ведь тогда легче было творить, любить и говорить обо всем так, как ты чувствуешь. И мольба «можно мне вас тихонько любить?» тогда не звучала как слабость. Ведь в этом была сила - вслух сказать о своих чувствах!

И сразу за этим пылким признанием звучит история о предательстве… Вот комната, вот ее белые блузки разбросаны по креслам, вот в клетке ее попугай, который все время повторяет одно слово: «Никогда!». Но нет главного! Нет ЕЕ!!! Она сдалась, она ускользнула из рук, бросив все, чем дорожила, и умчалась в бурю, из которой с таким трудом вырвался наш герой… Та растерянность и та беспомощность, которая слышна в голосе певца, заставляет зрителей замереть и оцепенеть от страха за будущее…

А что же потом? Потом мимолетные романы, когда опаленная душа, еще по привычке тонущая в объятьях любимого человека, не может полюбить даже самую прекрасную душу рядом. И потому без страдания и без надежды наш герой повторяет одно и то же, встречая симпатичную девушку: «Когда же вы скажете слово? Когда вы придете ко мне?». Если бы не трагедия, если бы не эти осколки в сердце, трагический тенор наверняка бы заметил тот трепет, что испытывает юное создание, глядя на него… Но, встречая во взгляде каждый раз лишь учтивый холодок, отчаявшись, но не потеряв самообладания, на очередное ленивое заигрывание «когда вы придете ко мне?» влюбленная в сердцах решается на последний шаг… «Я к вам никогда не приду!» - говорит она и скрывается все в той же буре. Кажется, только теперь наш герой прозрел, но слишком поздно: мрак окутал милые черты, навсегда отдалив тепло и нежность…

И вот, погрузившись с головой в свой холод, герой вспоминает историю, которая вторит его душевному состоянию: нет ничего страшнее, чем жить там, где тебя не понимает, не любит и не ждет ни один человек. Когда некуда надеть прекрасное платье из модного дома, некуда поехать на карете и не с кем танцевать – красота чахнет, а жизнь постепенно затухает, умещаясь, наконец, в ящике гроба, украшенном фиалковым букетиком, который так красиво смотрелся бы на платье…

«Вы просите песен?» - вопрошает трагический тенор в пустоту. – «Их нет у меня…». Он стоит на краю пропасти, в которой бушует стихия революции, гражданской войны и смертей. Кажется, еще шаг - и мрак скроет его изящную фигуру… В этот момент он вспоминает светлую картину из прошлого. Первую влюбленность и первые робкие слова признания: «Послушай, ведь это обидно! Ты два будешь сердца носить, а я, так безумно влюбленный, без сердца совсем буду жить!». Как легко было в тот момент, и как больно теперь вспоминать утраченную чистоту чувств. Он делает шаг и скрывается в бездне…

Вьюга, сквозь которую слышны цыганские напевы, скрывает от нас все происходящее. Можно разглядеть костры в степях, услышать слабое ржание коней и негромкое пение… Где же наш мечущийся гений? Неужели не достанет у него сил вынырнуть из мрака вновь? Кажется, весь зал молится о том, чтобы он переборол свою боль и нашел свет среди тьмы…

И вот постепенно становится различима его неизменившаяся изящная фигура. Он оправился в очередной раз и смотрит на мир с ожиданием! Кажется, он даже влюблен в цыганку, дарящую ему чистые поцелуи на берегах великой Волги…

Снег бьет в лицо, бубенцы звенят на всю округу, наш герой мчится вместе с красавицей, подставив прекрасное лицо колючим снежинкам: ведь только эта лихая скачка может «русскую душу встревожить». В этом азарте, в этом буйстве чувств чувствуется предощущение нового падения, хотя и нескорого…

Пытаясь развеселиться и раззадорить свою спутницу, герой рассказывает небылицу о комарике, женившемся не на самой красивой девушке, зато по любви. История о двух неудалых влюбленных, одного из которых даже сдуло ветром с дуба, резко сменяется картиной, которую видят путники, осадив тройку коней…

Каторжане бредут по заснеженному полю, с трудом передвигая по снегу стоптанные в кровь ноги. В глазах у трагического тенора мгновенно появляется былая боль. «И меня по ветряному свею, по тому ль песку, поведут с веревкою на шее полюбить тоску…» - горько говорит он напоследок, делая широкий шаг в привычную бездну.

Ничего не видно! Вьюга! Хлопья снега бьют в лицо! Бредешь среди ледяных звуков ветра, слитых со звуками рояля, и не видишь ни зги! Вдруг среди хаоса натыкаешься на нашего героя! Он тот же! Только черты лица стали как будто острее, ведь «дни бегут». В голосе слышна надежда… Кажется, он решился… Только на что? Не стоит торопить с ответом! Главное, что чувства вновь ожили, он снова готов сражаться и решительными шагами движется вперед.

И вот теперь с болезненным отчаянием наш герой следит за людьми вокруг в чужом и непонятном ему мире, так не похожем на Родину! Как он переживает за ту девушку, что ждет бразильский крейсер! Не понимая, за что можно любить хвастливого лейтенанта, он все же не осуждает влюбленную, а оправдывает ее, способную простить все недостатки человека и прижаться к его плечу, «полюбив его еще дороже…».

За границей так часто становится дорого все то, что было привычным на Родине… И вот живые образы родного города прорываются в сознание, вытесняя из него все остальное… Как похожи герой и его Петербург… Они бредут бок о бок, словно братья, встречая стихию с поистине мужской стойкостью, а потому: «Закрыв лицо, не уходи сейчас…».

Очнувшись от видения лишь за столом кафе, наш трагический тенор смотрит в глаза, отражающие его лицо, точно зеркало. Он знает эту девушку, как самого себя, он видит похожесть характеров и потому предвидит «неизбежность смены». Его изящная рука поднимает бокал с тостом за всех, кто близок этим двоим. «Я знаю, даже кораблям необходима пристань, но не таким как мы… Не нам, бродягам и артистам!» - горько говорит он, отпуская тонкую руку той, которая, как и все прошлые, тут же растворяется во мраке.

Оглядевшись вокруг, всмотревшись в пустые, сытые лица тех, кто, возможно, ни разу в жизни не слышал русской речи, закрыв лицо ладонями, он говорит сам с собой: «Мы для них чужие навсегда!». Как страшно, что нет возможности вернуться… Смерть сейчас страшнее изгнания, а потому, поборов новый прилив боли, вглядываясь в просторы молдаванских степей, наш герой продолжает свой путь… Мрак…

Спасение можно найти в страсти, которой так много в танго… И вот он кружится, изящно двигается по полу, на некоторое время забывая о том, где он, почему он здесь и о своем одиночестве. «Осень, прозрачное утро, небо как будто в тумане…» - как много красоты в простом пейзаже Родины… «Ах, эти черные глаза, кто вас полюбит, тот потеряет навсегда и сердце и покой…» - вспоминает он с нежностью чей-то далекий образ…

Но чье это лицо мелькнуло среди толпы? Неужели же она здесь? Как ей удалось разыскать его? «Если б ты знала, моя ненаглядная, грустно мне как без тебя!» - кричит он, пробираясь через танцующие пары навстречу любимому лицу. Но что же это? Милый образ растаял… Это был всего лишь мираж…

Вспоминая о счастливых минутах, он смотрит на розовый закат и общается с милым призраком, хотя всем вокруг кажется, что он говорит и танцует сам с собой. Его тихую речь, похожую на агонию, можно разобрать, если прислушаться: «Мы слишком устали… И слишком мы стары и для этого вальса, и для этой гитары!». Его не прогоняют, ему сочувствуют…

И снова врываются звуки танго! Привлеченный его ритмом, герой врывается в его стихию и забывается, отдавая все эмоции танцу, и не замечая, как по щекам текут слезы… В этом маскараде, в этом мелькании лиц, рук, платьев, наш трагический тенор напоминает всем клоуна, вызывая лишь смех и ухмылки. Здесь истинная пляска смерти! Мелодии дьявольского хоровода подхватывают людей и вовлекают их в духоту ада дешевых ресторанов. Вконец обезумевшего, нашего героя подзадоривают, ему аплодируют, вынуждая петь и плясать снова и снова, а когда, наконец, эта забава надоедает, его оставляют у рояля под елкой, на которой потухли и расплавились свечи… Маленькая, не оплывшая свечная фигурка ангела, чудом сохранившаяся среди изуродованных огнем соседок, привлекает внимание тяжело поднимающего над крышкой рояля лицо героя. «Маэстро, бедный, вы устали? Вы больны?» - как бы спрашивает нежное детское личико, склоненное набок. Нужно выбираться из этого безумия! Домой! Только на Родине можно жить, дышать, любить! Пусть там война, пусть там не нужны артисты, пусть там не осталось света и нежности, но там есть те, кому он когда-то был дорог!

Поезд стучит, преодолевая километр за километром, а в голове звучат слова о прошедшей весне… «О, сладкие грезы весны, вы скрылись навсегда» - говорит сам себе герой, ощущая, что движется навстречу чему-то страшному и необратимому. Когда-то в родной стране некоторые даже говорили и думали по-французски, многие знали хорошие манеры, а теперь… Теперь там хаос и мрак, но там есть знакомые лица и есть тепло родных рук, а что еще нужно истерзанному длинной дорогой человеку?

И вот они, первые впечатления на Родине! Оцепеневший, боясь встретиться взглядом с прохожими, наш трагический тенор видит, как убитые молодые юнкера лежат, закиданные еловыми ветвями. «Я не знаю, зачем и кому это нужно…» - шепчут иссохшие от мороза и страха губы. Скорее скрыться! Скорее куда-то подальше от выстрелов! Здесь ведь должно было остаться хоть одно тихое место?

С этими мыслями наш герой спускается в маленький полуподвальный ресторан, где матросы делятся своими историями о плаваниях. Присев в самый дальний угол, чувствуя, как успокаивается мятущееся в груди сердце, он слушает рассказы о голубом тюльпане на таинственном острове, о птице, жалеющей гибнущих на корабле людей, о любви, которая похожа на музыку. Звуки родной речи, эмоциональность и горячность русских моряков окончательно успокаивают испуганного только что увиденной картиной артиста. «Так редко поют красиво в нашей земной глуши!» - повторяет он, улыбаясь самому себе и сидящим вокруг него смелым морякам.

Но нужно покидать уютное место и возвращаться домой, и потому становится тревожно… На заснеженной улице, по которой снуют озябшие люди, можно легко потеряться или попасть под колеса… В ежедневной суете, теряется что-то очень важное… Мысленно поднимаясь над крышами домов все выше, чувствуя дыхание ветра в волосах и ощущая родные запахи леса и поля, величественно, осознавая всю мощь, повторяет трагический тенор эпохи в мыслях о Родине: «Не пропадешь, не сгинешь ты…». Перед ним раскрыта карта родной земли, где лоскутки полей сшиты с лоскутками городов, а узоры рек вышиты серебряной каймой. Вот теперь он дома, он готов разделить с Родиной всю ее боль, все потери и все невзгоды… Только бы пронести свой крест бережно, не упасть, не свернуть с пути, а дойти до конца с чистой, ничем не запятнанной, но израненной многими событиями душой… Все проходит, но душа бессмертна. Ни войны, ни трагедии, ни все тяжелые испытания, уходящие в прошлое, не смогут сломить многовековую историю России. Об этом все наши русские песни, об этом думает наш герой, как и всякий русский человек…

Вот такая история о длинной дороге, по которой с бубенцами проносятся счастливые, а несчастные глядят им вслед. И те, и другие – герои многочисленных историй, описанных в романсах серебряного века. Поют они задаром, делятся своими радостями охотно, преодолевают свои печали стойко и, главное, они любят свою Россию! Они срослись с ней душами, спаялись сердцами, сжились песнями, сплелись танцами… Где бы не был русский человек, он всегда остается русским! Пусть «камнем грусть висит», русский будет плясать! Пусть «как струны звенят тополя», он будет плясать! Пусть душу и рубаху растерзает в клочья, будет жить и любить! Ведь есть на свете «магнолия в тропической лазури», которая любит! Любит, даже не понимая, что это за загадочная русская душа! Любит, потому что это сильный, трагический, непобедимый народ!



Эпилог


Мы выходим из Кремлевского дворца и тут же оказываемся во власти московской ночи. Снег ложится на плечи, но не бьет в лицо… Буря ведь кончилась… Я не могу говорить, потому что мне просто хочется повторять слова романсов и песен, отзвучавших полчаса назад!

«Так редко поют красиво… Россия, нищая Россия… Дорогой длинною… Можно мне вас тихонько любить... А любовь – это яд… Когда вы придете ко мне…» - все сливается, проносится в голове, словно тройка коней… Русь-тройка! Потому что Олег Евгеньевич Погудин – настоящий русский человек! Его любовь к Родине проста и естественна, но его голос – это голос эпохи, голос страны и голос ее народа! И Храни Господь настоящего Русского Певца!..


bottom of page